Композитор Владимир Владимирович Щербачёв

Щербачёв В.В.

Слонимский Сергей Михайлович - ведущий музыкального собрания, профессор Санкт-Петербургской консерватории

Сегодня (18 октября 2012 года) собрание посвящено Владимиру Щербачёву.

Композитор Щербачёв – новатор милостью Божией с характером крутым и неуступчивым вождя новой музыки. Если у Штейнберга прослеживаются параллели с его учителем Римским – Корсаковым, то, что касается Щербачёва, мне кажется, что он возрождает великую личность Балакирева, основоположника Могучей Кучки и учителя самого Римского - Корсакова.

В чём я вижу некоторые аналогии?

Ну, прежде всего, Балакирев был одержим идеей нового русского стиля, идущего от Глинки, а Щербачёв одержим идеей русской линеарности. Причём, его тематизм тоже очень почвенный. Позволю себе сыграть только одну тему, чтобы не думали, что в музыке XX века нет ярких тем, ещё такое представление есть. (Играет) …. Почвенная, своеобразная, неквадратная тема, основанная, конечно, на знаменном распеве, но не цитирующая абсолютно. Это из Пятой симфонии, из его самого позднего сочинения.

Пик его творчества пришёлся на 20-тые годы. И здесь Щербачёв был одержим идеей русской национальной линеарности. Вот то, что не хватало как раз композиторам XIX века, особенно петербургской школы. Немножко квадратно писали, или попевочный тематизм. А у Щербачёва- очень длительный, аналогично Малеру, интенсивно развивающийся, без реприз. В этом отношении Вторая симфония заслуживает величайшего изучения, она, как раз, написана на стихи Блока.

Следующая аналогия, вторая. Подобно тому, как Балакирев был связан с современной западно-европейской музыкой – Листом, Берлиозом, Шопеном, Шуманом, с их наследием, самым передовым для того времени, так же и Щербачёв основывал новую- новую русскую школу (не просто новую, а следующий этап) на связи с современной и русской и западно-европейской передовой авангардной музыкой. Прежде всего, конечно, это были Стравинский и Прокофьев, его земляки. Но с другой стороны также и Хиндемит, Альбан Берг, Кшенек, и, даже французская шестёрка, которую субъективно, я подчёркиваю, Владимир Владимирович почему-то недолюбливал. Но он считал своим долгом это изучать.

Ещё одна аналогия. Если для Балакирева был ключевым поэтом Лермонтов, то для Щербачёва - Блок. И в том, и в другом случае нежная и грозная поэзия как Лермонтова, так и Блока, легла в основу центральных сочинений, соответственно, Балакирева и Щербачёва. Щербачёв вынашивал идею «Вечерия» блоковского. В первом «Вечере» его девять романсов на стихи Блока, а также «Нечаянная радость» - сюита для фортепиано по мотивам блоковских стихотворений. Второй «Вечер» -это монументальная Вторая симфония, которая вообще исполнялась всего два раза в истории: первый раз в 1927 году на премьере и второй раз – в 1987 году, ровно через 60 лет. Это вот мы тогда организовали, я помню, что Борис Александрович Арапов, Михаил Семёнович Друскин, ваш покорный слуга, честно говоря, участвовал очень активно. Тогда Чернушенко дал Капеллу, Катаев ,дирижёр, провёл очень хорошо эту симфонию. Причём, солировала Татьяна Новикова и наш хоровик Никитин Константин. Провёл труднейший финал песен акта, которые труднее даже малеровских сочинений, сложнейшая вещь. Это огромное монументальное сочинение, которое так и не удалось издать по вине Союза композиторов, потому что, каждый член Союза композиторов хотел себя напечатать, и только двое или трое из нас пожертвовали своими изданиями, этого было мало для того, чтобы напечатать пятидесятилистную партитуру. Я буду вводить вас в курс дела, во все трудности, которые испытывают композиторы, и ,прежде всего, ушедшие. Но в Музфонде есть ротопринтный экземпляр, к счастью. Всё-таки пошли на встречу и издали. Сочинение это подлежит, несомненно, глубочайшему изучению. В нём ничто не повторяется, нет никаких реприз, очень интенсивное развитие.

Следующая аналогия, мне кажется, это то, что в педагогике - и Балакирев, и Щербачёв были новаторами. Прошлый раз, говоря о Штейнберге, мы говорили о том, что некоторый перекос был, с водой выплеснули и ребёнка, я потом вернусь к этому в заключительном слове, я захватил с собой некоторые материалы, в частности, переписка с Осовским, я её цитатно прочту, потому что это не такое простое дело. Обе стороны были правы, несомненно. Но, несомненно так же и то, что необходимость новаторского, нового метода обучения назрела. Балакирев начинал прямо с сочинения симфоний - Римскому-Корсакову, Бородину он прямо дал сочинять симфонии. Так далеко Щербачёв не шёл. Он начинал с инструментальной арии. Тем самым композиторы искали свою индивидуальность через мелодию, что очень существенно. Вообще весь метод Щербачёва был направлен на раскрытие индивидуальности ученика. К сожалению, таких гениев, как Шостакович, вероятно, среди его учеников не оказались, но, я не сторонник сравнений, но очень крупные композиторы, о которых речь ещё будет идти, и, причём, это люди, как раз, очень прогрессивные, даже можно сказать, что прогрессивнее, чем люди школы Мясковского, потому что вот это направление петербургское, ленинградское, оно не было связано с формами, схемами, что обязательно должна быть соната, сонатная форма, или какая-то иная гомофонная форма, более свободная трактовка мелодийного развития, которая может преодолевать эти формы-схемы, естественно, в основе их изучения или знания.

И здесь две вещи: во-первых, анализ - (ещё одна аналогия).Балакирев обучал своих учеников, как пишет Мусоргский, на систематическом анализе всех крупнейших сочинений мировой музыки. То же самое делал и Щербачёв. Я, к сожалению, не застал, я только его учеников слышал. Они, в свою очередь, говорили, что анализы самого Щербачёва были совершенно необыкновенные: Девятой симфонии Бетховена, Второй симфонии Малера, оперы Вагнера, «Пиковой дамы» Чайковского, «Сказание о граде Китеже»- оперы, которую больше всех любил из творчества Римского-Корсакова, Щербачёв, и т. д. И, конечно же, это повлияло и на музыковедов. Анатолий Никодимович Дмитриев ходил на эти лекции. Последнее его появление в консерватории было связано со Щербачёвым. Он пришёл ко мне в класс по моей просьбе и сыграл больной рукой всю вторую симфонию. Это был какой-то подвиг. И проанализировал её. И рассказывал о Щербачёве, о его уроках в классе. Среди его учеников – Евгений Мравинский. Он, собственно и научил Евгения Александровича владению крупной формой. Это пригодилось для овладения симфониями Шостаковича.

И, наконец, аналогия в том, что начиналась свободное сочинение прямо с первого курса. И это оказалось жизнеспособно. Тут и представители школы Римского-Корсакова с этим согласились. И это практикуется сейчас уже даже в школе. Не то, что сперва гармония, потом контрапункт, потом фуга, мотет, затем, энциклопедия формы, а на последнем курсе - свободное сочинение. Нет, он старался развить индивидуальность ученика с первого же курса, с юности. И, думаю, сегодня это необходимо. При некоторой стандартизации индивидуальностей, подчиняющихся модным течениям, очень важно раскрыть своё «Я» у каждого студента. Это умел Щербачёв. Никто из нас так не умеет, как умел это делать Щербачёв.

И, наконец, судьба. Как у Балакирева, так и Щербачёва трагическая судьба. Пиком Балакирева были 60-е годы XIX века, когда он раскрылся как гениальный педагог, воспитавший трёх гениальных композиторов, что не удавалось ни одному кроме Шёнберга педагогу вообще в истории музыки. И как композитор ярко блистал, и как дирижёр. И затем - удар судьбы, который на него обрушился. То же самое произошло и со Щербачёвым. 20-е годы – пик, его блоковские романсы, блоковская симфония, его лучшие ученики, его новый метод в консерватории. Он – лидер целой группы, в которую входили Тюнин, Кушнарёв, Лизанов, многие другие, крупнейшие педагоги, чьи портреты у нас сейчас висят в классах. Затем его начали травить. Больше всего, конечно, Ассоциация Пролетарской Музыки, как шутил Брадо, и папа и мама сразу. Такие сугубо пролетарские, якобы, композиторы, которые были против симфонии, против вообще всей классики. Вот, песни писать - доходит до рабочих, якобы. В общем, это была липа, и, в конечном счёте, эту ассоциацию закрыли. Своё дурное дело она сделала. Интересны в этом отношении два года. Во-первых, 1936 год, тогда травили Шостаковича за «Леди Макбет». Казалось бы, Щербачёв, не имевший отношения к Шостаковичу, мог бы поднять голову: «Не мою школу, не моего ученика обвинили в формализме». Щербачёв оказался единственным композитором, который решительно отказался проголосовать за осуждение этой оперы на общем собрании Союза композиторов. Трижды обращался к нему функционер, возглавлявший собрание: «Владимир Владимирович, что же вы? Поднимите руку». Тот отказался решительно. И второй раз в 1948 году вышло постановление ЦК «О формалистическом, антинародном направлении» , к которому принадлежали, между прочим, Шостакович, которого сейчас Иван Сергеевич Федосеев не без основания относит к классическому искусству, а тогда он считался формализмом, я эти времена ещё помню, Прокофьев, Мясковский, те, кто получше композиторы. Те, кто похуже композиторы, например, Коваль, Захаров, они были, наоборот, реалистического направления. И вот, Щербачёв не был назван в этом постановлении, казалось бы, опять удача, но, нет. Вот доклад Хренникова на первом съезде композиторов. Казалось бы, - Мясковский попал в Постановление , а Щербачёв –нет. Благородная цель - Мясковского обелить, а для этого надо скинуть все грехи на Щербачёва, и со столицы- на опальную провинцию- на Петербург. Никогда нельзя подлостью пытаться исправить несправедливость, одной несправедливостью исправить другую. Не сам Тихон Николаевич сочинял этот доклад, чудесный человек. Он не только мне говорил, что он читал даже с листа этот доклад. Он и в своих воспоминаниях написал, что он даже не знал, что в этом докладе. Там целая группа, в общем-то, ученики Мясковского, там Белый сочиняли. «Особо отрицательную роль в воспитании композиторской молодёжи выполняла в Ленинграде школа Щербачёва, провозглашённая в 20-е годы наиболее передовой. Эта школа привила вкус к нарочитой извращённости языка, к пренебрежению к классическим традициям не только ленинградцам, но и молодым композиторам Грузии и Армении. Атмосфера поощрения формализма проявилась в Четвёртой симфонии Щербачёва «Ижорский завод»». - Эта симфония даже исполнена не была. Обругано сочинение, никому не известное. Михаил Семёнович Друскин попытался защитить Щербачёва, сказал, что Тихон Николаевич забыл о сюите «Гроза», и это - очень плохо, это- реалистическое произведение. Но нет же! Вышел один из лучших учеников Щербачёва Михаил Иванович Чулаки – замечательный в дальнейшем директор Большого театра и сообщил. Причём, до этого было сказано: «Ни один человек ни на одном собрании, а их было тысячи в нашей стране, не выступил в защиту Шостаковича, Прокофьева и всего этого формалистического направления.» Кстати говоря, характеризует толпу, по – Ибсеновски, верно? Большинство всегда неправо. Вот никто, действительно, не осмелился. Но нашёлся один человек, который промолчап. Это был Щербачёв. И Михаил Иванович Чулаки сообщил: «Моё поколение, главным образом, ученики Щербачёва, по сей день испытывают на себе влияние формализма, мы, ученики Щербачёва, ещё не слышали его высказывания, а мы ждём его слова. Мы - его ученики, ученики его учеников». Буквально за горло: «Отмежуйся!» Но тот промолчал. Вот Мясковского оставили в консерватории, а Щербачёва выгнали из консерватории. В один и тот же день был вывешен приказ: «По сокращению штатов». Кстати , «штатное расписание» - любимое сейчас выражение в учебной части. Как только мы хотим какого-нибудь талантливого композитора, или дирижёра привлечь к преподаванию, нам говорят: «а вот штатное расписание не позволяет». Так вот, по сокращению штатов были сокращены только 2 человека – Шостакович и Щербачёв, в один и тот же день. Таким образом, Владимир Владимирович оказался отлучённым от своего детища, от композиторского факультета консерватории в нынешнем его виде, и вскоре скончался. То есть, судьба его трагична.

В заключение хочу сказать, что есть такой столичный синдром. Я очень люблю творчество многих московских композиторов, и ушедших, и ныне живущих. Но москвичи – молодцы. Они их защищают, и сваливают грехи часто на петербуржцев. Если у москвичей есть Хачатурян в числе профессоров, то у нас Шостакович, если у них есть Мясковский, то у нас – Штейнберг, Щербачёв. Если у них есть Шаболин, это всё крупные и любимые мною музыканты, то у нас есть Арапов, если у них есть Голубев, то у нас есть Евлахов, Салманов.

Мы должны с гордостью вспоминать и способствовать возрождению тех композиторов, чьё творчество глубоко, по-настоящему содержательно и своеобразно. К числу их принадлежит Щербачёв.

В программе концерта прозвучали:

-Романсы на стихи А.Блока – исполнили лауреат Международных конкурсов Ольга Воробьева (меццо-сопрано); лауреат Международных конкурсов Екатерина Князева (фортепиано).

<>http://youtu.be/_fPP4y6Pryw романсы на стихи Блока, (Воробьева, Князева)

-Романсы на стихи А.Блока - исполнили солистка Мариинского театра, лауреат Международных конкурсов Ирина Васильева (сопрано); заслуженная артистка РФ, профессор Ирина Шарапова (фортепиано) солистка музыкального театра «Санкт-Петербург – опера»

<>http://youtu.be/Y0XqEe_6vd0 романсы на стихи Блока, (Васильева, Шарапова)